Гога Тандашвили

Гога Тандашвили

«Open the door»

Г. Тандашвили.

Интервью с Георгием Тандашвили

Татьяна Александрова 09.07.2018, 13.50

Бывает ли у Вас, что Вы смотрите на что-то прекрасное и не можете оторвать глаз? Уходите, прокручиваете в голове, снова возвращаетесь, желая узнать больше? Такое впечатление на меня произвела одна из работ Георгия Тандашвили (16.07.1976 г.р.), великолепного Художника и, не побоюсь этого слова, Мыслителя нашей с Вами современности. Его живописные произведения и барельефы естественны, теплы и одновременно эпатажны, их объединяет изящное, тонкое исполнение и уникальный стиль настоящей рукотворной работы. Для меня большая честь поздравить Георгия с Днём рождения и представить Вам интервью, которое позволит больше узнать об этом умнейшем, талантливом человеке:

– Расскажите пожалуйста о себе и своей семье.

– У меня три дочери, два кота 🙂 и прекрасная жена, живём дружно, я живу как в оранжерее 🙂 . Я сам из классической семьи, двое детей, у меня есть старший брат. Я родился в маленьком городке Ак-Довурак (переводится как Белый камень) в Тувинской АССР, это центр Азии, рядом с Монголией, это промышленный город, градообразующее предприятие в котором – асбестовый комбинат, так что я такое урбан-дитя, индастриал, со всеми вытекающими.

– Вы смотрите футбол?

– Если только за компанию. Я абсолютно равнодушен ко всем играм. Меня интересовало всегда только рисование, больше меня ничего не интересует. Покричать за компанию и получить положительную энергию всегда приятно, а так я больше потребитель, чем соучастник. Не трачу энергию.

– Как давно Вы занимаетесь искусством?

– Я и в садике рисовал. Рисовал, рисовал и это переросло в профессиональное занятие. У меня же образования нет. Я года два учился на юридическом, работал арбитражным управляющим, мы банкротили одно крупное советское предприятие, и в процессе работы я понял, что не хочу быть ещё одним плохим юристом. И всё, ушёл из института, даже документы не забрал. И ни разу не пожалел. Сомнения всегда были, потому что мы живем в обществе потребления, деньги важны, а искусство – это рискованное мероприятие. Не факт, что ты монетизируешь свой талант. Это как рулетка. Нужна среда для реализации.

– А где Вы сейчас живёте?

– В Москве. 3 года назад я приехал в Петербург из Красноярска. Потом мой знакомый скульптор Леонид Ким пригласил меня в Москву провести мастер-класс, я приехал и не уехал. В каких только регионах России я не жил! И в Грузии жил 3 года. Отец в период перестройки решил вернуться на исконную Родину, Туву захлестнула волна национализма, стало невыносимо, приехали в Грузию, там тоже такой распад! Пожили 3 года, родители поняли, что перспектив для детей никаких нет, и уехали оттуда. Я органичнее в русской среде, в европейской среде, потому что кавказская культура прекрасна, но в ней много такого «изюма», к которому я просто не готов. Я не чувствовал себя свободным. Я и язык грузинский почти уже забыл. У меня нет никаких национальных фобий или предпочтений, я сам наполовину грузин, наполовину русский, вырос в Туве. Ведь все равно выбираешь место по гармоничному существованию. Мне с русскими прекрасно.

– Какие у Вас ближние и дальние цели, в том числе профессиональные?

– Я уже взрослый человек, и я понимаю, что профессиональная мечта будет выливаться в какую-то конкретную задачу. Я реалист и всегда считал важным решить текущую задачу, причём не только чисто технически, а так, чтобы она была наполнена душой и любовью. Это не какое-то снисхождение небес, это то, что ты культивируешь сам. Обрести гармонию с миром, вот что важно, а от этого всё будет получаться: картины будут прекрасными, осмысленными, не пустотелыми. Как отец, конечно, я желаю здоровья детям, успеха, роста. Есть желание свободы, чтобы не было ограничения, особенно чётко это ощущается, когда идут заказы на барельеф, и ты всегда привязан к интерьеру. В отличие от картины, где ты свободен: свернул холст и уехал в любую точку мира. Мой барельеф импрессионистический, его нельзя сделать удалённо. В этом плане графика – это самое свободное искусство. Это кардиограмма сердца художника, достаточно чего-то такого, что бы просто оставляло след, и тут же выходит первоисточник, отображаются вибрации, в этом плане графика – самое истинное искусство.

– Что или кто вдохновил Вас на живопись и продолжает вдохновлять сейчас?

– Макаров Михаил Владимирович. В 90-х он был заведующим бутафорского декорационного цеха театра оперы и балета в Красноярске. Старого формата художник, замкнутый, про него даже информации в интернете нет. Он обладал шикарными нюансами в живописи, именно красноярской школы, с некричащим цветом. И всё, я прилип к ним, это была группа художников, я у них провёл года два, не выходя из мастерских. Мне было 18. Преимущество было в том, что я попал именно к бутафорам, это не студия, в которой ты рисуешь горшки, я попал в горнило магии, когда, допустим, из пенопласта делают бронзу путём разных манипуляций, ну представьте декорации в театре, когда доступным дешёвым материалом имитируют нечто иное. Это как раз трансформация материи. А искусство ближе всего к этой проблематике изменения материи, как, например, никто не знает, что бывает за горизонтом событий, в чёрной дыре, как меняется материя. В искусстве материал совершенно утрачивает свою суть, субстанция остаётся, а сама задача полностью утрачивается, становясь совсем другой и по свойству, и по виду, и по форме. И естественно молодому человеку видеть это гораздо интереснее, чем присутствовать на стандартных методологических штудиях. Мне этого было достаточно. Они меня ничему не учили. Я просто стоял рядом и смотрел, как это происходит. Для художника образование – условно, там нет каких-то формул, тебе достаточно гореть и каждый день, как спортом профессиональным, этим заниматься. И всё. Все люди талантливы, просто кто-то не может найти сферу, в которой бы он горел и в которой бы он хотел развиваться и работать. Конечно, в обществе есть эталоны успешного предпринимателя, экономиста и юриста, 3 основные профессии, в которых можно реализоваться. А другие профессии, например, журналист, не такие популярные, профессия журналиста изначально предполагает, что свой кусок хлеба ты будешь тяжело находить. Поэтому тот путь, который Вы выбрали, говорит о том, что Вы человек смелый. И авантюрист. Ну и я такой же. Вот так проходило моё образование. Я делал много копий работ известных мастеров, работал лет десять без остановки. Года четыре просто копировал, а потом уже произошёл детерминизм, энергия накопилась и переросла в нечто другое. В барельефах же мне даётся концептуальная задача, не больше, и, разумеется, есть стиль интерьера. Я никогда не знаю, что будет, когда я закончу работу. Результат работы можно увидеть по предыдущей работе. Моя семья в Москве, а я работаю по всей России. Сейчас много предложений за рубежом, особенно в этом году. Художники никогда не были привязаны к какому-то одному месту. Это издержки моей работы, как семья офицера: постоянные переезды, съёмные квартиры. По большому счёту детям важно, чтобы родители были рядом. А вообще это для них даже развитие. Я начинаю задумываться, что при длительных проектах желательно иметь возможность забирать их, привозить с собой, устраивать в школу. Я никогда не хотел быть свободным от обязательств художником, это глупость, всё заканчивается кокаином, спиртным, то есть человек, особенно мужчина, обязательно должен служить семье, отечеству, идее, искусству. Может быть, потому что я вырос в патриархальной семье, и не то чтобы я был идеальным отцом, я много времени трачу на искусство, но, тем не менее, без семьи я с трудом представляю себе жизнь, и по большому счёту всё, что я делаю, всё для семьи. Мне не нравится это делать для себя. Мне на самом деле для жизни надо какой-то кусок хлеба и матрас, в этом плане я абсолютно аскетичен. А тут три девчонки, два кота 🙂 . Так что к дальним моим целям можно отнести возможность путешествовать вместе с ними. Я же буду ездить не в маленькие городки, так что у них будет возможность посмотреть мир. Сегодня всё сводится к финансовой составляющей, а так это всё несложно. Тем более сейчас, в эпоху информации, мир утратил свои границы, они стали абсолютно условными.

– Каков Ваш девиз в жизни, Гога?

– Девизы были разными в зависимости от возраста. Раньше все они были матерщинными, потому что я считал, что художник должен работать как раб, не смотря ни на что; это как словарный запас у журналиста: как журналист должен очень много читать, так художник должен очень много рисовать. И тогда у тебя начинают выкристаллизовываться языковые средства, но только образные. И у меня раньше было «количество». Сейчас не то, чтобы изменилось отношение к количеству, но оно стало вторичным. Сейчас больше стало «как?» плюс какие-то психологические аспекты. Зачастую я подписываюсь «Open the door», то есть «Откройте дверь». Всегда (даже композиционно, если посмотреть на мои работы) существуют какие-то пределы и выход за эти рамки. Эту надпись я почерпнул случайно 🙂 . Заметил, что в американских фильмах ужасов это самая распространённая фраза. Я не придал ей тогда такого значения. Я увлёкся каллиграфией, начал искать свой почерк, и эта надпись гармонично вписалась. Я обезличил имя автора, я не расписываюсь «Гога Тандашвили», я просто пишу «Open the door» и всё. Дверей бесчисленное количество. На каком бы уровне развития ты не был в своей области, каждый раз тебе приходится через что-то перешагивать, бороться со страстями, куда-то идти. Ты открываешь одну дверь, и следом другая. Мне один искусствовед сказал, что в Сикстинской капелле на потолке или на чердаке есть дверь в небо. То есть это как пишут «To be continued…» или «Продолжение следует…». Это не конечное состояние. Ты можешь ошибаться, но каждый раз у тебя есть шанс. Каждый раз есть выбор, выход, свобода. Я всегда верю в настоящее. Например, находясь в тупике, я всегда верю, что шедевр, какая-то мощная твоя работа, может родиться в любую минуту, не надо к этому готовиться и ловить определённые состояния, она может родиться прямо сейчас. Даже если у тебя под рукой нет ничего, ни красок, ни кистей, ты можешь взять просто кусок грязи и на асфальте что-то наляпать, и это будет шедевр. То есть не надо откладывать на завтра. Это как бросать курить, брошу с первого числа или ещё что-то, это всё отговорки. Человек свободен, нужно просто принять решение.

– Каковы Ваши интересы помимо искусства?

– Периодически, когда я перестаю лениться, я начинаю физкультурой заниматься: обожаю бегать, плавать, это доставляет удовольствие. И музыка. Разная. Это может быть Леонтьев, это может быть трип-хоп, это может быть дарк эмбиент, то есть это все направления. Я считаю, что не существует таких категорий, как попса и андеграунд или авангард. Это всего лишь сосуды. Как в одном пакете может быть отвратительное молоко, а в точно таком же молоко может быть шикарным, только из-под коровы. То же самое в направлениях. Например, Игорь Николаев, я не слушаю его, но он пишет прекрасные песни в своём жанре, или вот Майкл Джэксон, это попса, но это такая попса! А сколько рок-исполнителей, которые претендуют на андеграунд, но они так нище поют. Музыка всегда иносказательна, в ней всегда есть рассказ, это тоже искусство. А плохая музыка может быть в любом жанре. Музыка меня всегда сопровождала. Когда мне грустно, я слушаю грустную музыку, я не вышибаю грусть весёлой музыкой, я просто беру и делаю свою бытовую грусть лирической и красивой. Музыка, небо, деревья… Мне важно, чтобы сейчас было хорошо, а не когда-то там, за горами.

– Как Вы обычно проводите свой день?

– Я люблю вставать рано, часов в 6. Для меня как для живописца самое плодотворное время – с 7 часов утра до 2-3 часов дня, до того момента, когда освещение начинает меняться в сторону лиловых и красноватых оттенков, начинает преломляться свет и я чувствую грязь в цветах, пропадает свежесть не только цветовая, но и свежесть восприятия. Я стараюсь в первой половине дня задать основное направление, а во второй половине дня делать чисто технические корректировки, не больше. То есть, по сути, я жаворонок. Но иногда демоны берут меня, и я смещаюсь в ночь: ночное вдохновения – с 3 до 7 утра. В ночи что-то рождается, но оно всегда тёмное, абсолютно субъективное, зачастую никак не связано с внешним миром, это какие-то внутренние драматические переживания. Вдохновение приходит, когда приобретаешь гармонию с внешним миром, и только с внешним миром, когда есть диалог. Я люблю утро, когда ты свеж и не успел напридумывать себе всех этих драм, выспался, встал и у тебя чистый разум. Музы благоволят утром. Раньше я это не ценил, доводил себя до истерик, а потом заметил, что когда ты покушал хорошо, выспался отлично, тебе без мук и потуг приходят нормальные, простые идеи. Я за режим 🙂 .

– Кто Ваш любимый художник?

– Раньше мне нравились наши три мастодонта. Все западное европейское искусство их называет художниками китча. Это Шишкин, Айвазовский и Репин. Если я назову их в Западной Европе, меня обвинят в безвкусице, китче. Они Третьяковскую галерею называют музеем китча. Имитация реального мира в западноевропейском искусстве считается китчем, дикарством. Почему у них импрессионисты такие дорогие? Потому что они первые начали уходить в сторону субъективизма. Русское искусство – диалоговое. Художник даже между строк будет вписывать своё присутствие. В защиту русской школы я могу сказать, что она не соответствует критериям западноевропейского искусства, но, тем не менее, невозможно сказать, что Шишкин – это абсолютный китч, всё равно в его работах это не просто пейзаж, это торжество, симфония. Я как-то переписывался с американским профессором, он сказал, что, допустим, ты талантливый художник, приезжаешь в Нью-Йорк, ты индивидуален по манере, но у галеристов есть чёткое представление о современном искусстве, чёткие маркеры и знаки, и если ты вырываешься из этого контекста, тебя не возьмут, хотя на самом деле ты – гений и через 100 лет ты будешь самым великим художником, но здесь и сейчас это рынок. Есть кадастр, по которому 1а – это художник с мировым именем, а 4б – это коммерческий художник. И если у тебя тёплая цветовая гамма, то вне зависимости от того, что ты пишешь, тебе автоматически присваивается категория 4б только потому, что в основном люди себе в дом берут тёплую гамму. А я всегда балдел от Айвазовского, Шишкина, Репина, или там Левитан, Поленов. На них я по большому счёту и вырос.

– Где можно посмотреть Ваши работы?

– В социальных сетях. Facebook, Вконтакте. До выставок руки пока не доходят. Одна выставка была в Красноярске. Барельефы все в частных интерьерах, доступа к ним нет.

– Есть ли у Вас подмастерье?

– Я работаю сам. Что касается холстов, я всё покупаю, я их не натягиваю и не грунтую. Что касается интерьера, мне предоставляется прораб, а я ставлю ему задачу, подготовить стену так-то, я прихожу на чистый, готовый холст. Замешивать раствор я и сам могу. Мне помощник не нужен. Единственное, вот сейчас идёт заказ на 200 квадратных метров, это бассейн у человека дома. Вот всё, что есть в инстаграме, это 5, 10, максимум 20 квадратных метров. Мне выделяют полгода. Здесь я не обойдусь без помощников. Слава Богу, у меня есть талантливые друзья, с которыми я работал, с которыми мы понимаем друг друга с полуслова. Я всегда был сторонником того, чтобы не держать рабов, а именно мне всегда нравилось, чтобы можно было взять хорошего художника, дать ему приличное количество денег, чтобы он с удовольствием, на равных с тобой условиях, работал. Тогда получается клёво. Я не управленец. Насколько я привык всё себе позволять, настолько же я это корреспондирую другому человеку.

– Что бы Вы посоветовали начинающим художникам, которые хотят улучшить своё мастерство?

– Работать без остановки, всегда, каждый день, на износ, не имеет значения, хочешь ты или нет, ведь аппетит приходит во время еды. Не стоит ждать, пока придёт муза. К приходу музы надо быть готовым. Достижение успеха – это труд и любовь. Это жизнь по графику, по распорядку, ты не можешь расслабиться. Готовься, что чтобы чего-то достичь, нужно чем-то жертвовать, может быть скучно и нудно, но это пройдёт. Но! Я вообще не жалею, что когда кто-то шёл в клуб или ещё куда-то, я отказывался и шёл рисовать. А потом и девчонки мои рождались, и я думал: «Ничего себе! Надо работать!». Поэтому мой совет – только работать. И стараться менять взгляд на вещи раз в три года, потому что год ты на потенциале, к тебе приходит идея, второй год – на реализацию, третий год – на кристаллизацию, и ты впадаешь в уныние, потому что тебе это надоедает. Ты можешь даже не отказываться от объекта. Перейди на другую сторону улицы и просто рисуй с той стороны. Или встань. Так ты сидя рисовал, а ты встань. Или поменяй материал. То есть каждый раз что-то менять, причём чисто механически. Поменял механически – следом всё подтянется, и психология, и интеллект. Мы всё же обременены телом. И все изменения начинаются с тела, материи. Пораньше встать или рацион питания поменять. Меняя химический состав организма, у нас меняются и мысли. Только систематическая работа. Гениев не существует. Неужели Бог настолько несовершенен, что, пытаясь создать совершенный мир, он кого-то создал гением, а другого – нет? Ерунда, это противоречит всем представлениям о Боге. Все созданы одинаковыми, материя одинаковая, вопрос в её реализации. Могу заблуждаться, конечно. Мне всегда нравился Микеланджело, потому что он пахал как раб на галерах. И я другого себе не то, что не желал, просто не представлял. Всегда считал, что чем больше работаешь, тем больше результат.