Гога Тандашвили
«Open the door»
Г. Тандашвили.
Интервью с Георгием Тандашвили
Татьяна Александрова 09.07.2018, 13.50
Бывает ли у Вас, что Вы смотрите на что-то прекрасное и не можете оторвать глаз? Уходите, прокручиваете в голове, снова возвращаетесь, желая узнать больше? Такое впечатление на меня произвела одна из работ Георгия Тандашвили (16.07.1976 г.р.), великолепного Художника и, не побоюсь этого слова, Мыслителя нашей с Вами современности. Его живописные произведения и барельефы естественны, теплы и одновременно эпатажны, их объединяет изящное, тонкое исполнение и уникальный стиль настоящей рукотворной работы. Для меня большая честь поздравить Георгия с Днём рождения и представить Вам интервью, которое позволит больше узнать об этом умнейшем, талантливом человеке:
– Расскажите пожалуйста о себе и своей семье.
– У меня три дочери, два кота 🙂 и прекрасная жена, живём дружно, я живу как в оранжерее 🙂 . Я сам из классической семьи, двое детей, у меня есть старший брат. Я родился в маленьком городке Ак-Довурак (переводится как Белый камень) в Тувинской АССР, это центр Азии, рядом с Монголией, это промышленный город, градообразующее предприятие в котором – асбестовый комбинат, так что я такое урбан-дитя, индастриал, со всеми вытекающими.
– Вы смотрите футбол?
– Если только за компанию. Я абсолютно равнодушен ко всем играм. Меня интересовало всегда только рисование, больше меня ничего не интересует. Покричать за компанию и получить положительную энергию всегда приятно, а так я больше потребитель, чем соучастник. Не трачу энергию.
– Как давно Вы занимаетесь искусством?
– Я и в садике рисовал. Рисовал, рисовал и это переросло в профессиональное занятие. У меня же образования нет. Я года два учился на юридическом, работал арбитражным управляющим, мы банкротили одно крупное советское предприятие, и в процессе работы я понял, что не хочу быть ещё одним плохим юристом. И всё, ушёл из института, даже документы не забрал. И ни разу не пожалел. Сомнения всегда были, потому что мы живем в обществе потребления, деньги важны, а искусство – это рискованное мероприятие. Не факт, что ты монетизируешь свой талант. Это как рулетка. Нужна среда для реализации.
– А где Вы сейчас живёте?
– В Москве. 3 года назад я приехал в Петербург из Красноярска. Потом мой знакомый скульптор Леонид Ким пригласил меня в Москву провести мастер-класс, я приехал и не уехал. В каких только регионах России я не жил! И в Грузии жил 3 года. Отец в период перестройки решил вернуться на исконную Родину, Туву захлестнула волна национализма, стало невыносимо, приехали в Грузию, там тоже такой распад! Пожили 3 года, родители поняли, что перспектив для детей никаких нет, и уехали оттуда. Я органичнее в русской среде, в европейской среде, потому что кавказская культура прекрасна, но в ней много такого «изюма», к которому я просто не готов. Я не чувствовал себя свободным. Я и язык грузинский почти уже забыл. У меня нет никаких национальных фобий или предпочтений, я сам наполовину грузин, наполовину русский, вырос в Туве. Ведь все равно выбираешь место по гармоничному существованию. Мне с русскими прекрасно.
– Какие у Вас ближние и дальние цели, в том числе профессиональные?
– Я уже взрослый человек, и я понимаю, что профессиональная мечта будет выливаться в какую-то конкретную задачу. Я реалист и всегда считал важным решить текущую задачу, причём не только чисто технически, а так, чтобы она была наполнена душой и любовью. Это не какое-то снисхождение небес, это то, что ты культивируешь сам. Обрести гармонию с миром, вот что важно, а от этого всё будет получаться: картины будут прекрасными, осмысленными, не пустотелыми. Как отец, конечно, я желаю здоровья детям, успеха, роста. Есть желание свободы, чтобы не было ограничения, особенно чётко это ощущается, когда идут заказы на барельеф, и ты всегда привязан к интерьеру. В отличие от картины, где ты свободен: свернул холст и уехал в любую точку мира. Мой барельеф импрессионистический, его нельзя сделать удалённо. В этом плане графика – это самое свободное искусство. Это кардиограмма сердца художника, достаточно чего-то такого, что бы просто оставляло след, и тут же выходит первоисточник, отображаются вибрации, в этом плане графика – самое истинное искусство.
– Что или кто вдохновил Вас на живопись и продолжает вдохновлять сейчас?
– Макаров Михаил Владимирович. В 90-х он был заведующим бутафорского декорационного цеха театра оперы и балета в Красноярске. Старого формата художник, замкнутый, про него даже информации в интернете нет. Он обладал шикарными нюансами в живописи, именно красноярской школы, с некричащим цветом. И всё, я прилип к ним, это была группа художников, я у них провёл года два, не выходя из мастерских. Мне было 18. Преимущество было в том, что я попал именно к бутафорам, это не студия, в которой ты рисуешь горшки, я попал в горнило магии, когда, допустим, из пенопласта делают бронзу путём разных манипуляций, ну представьте декорации в театре, когда доступным дешёвым материалом имитируют нечто иное. Это как раз трансформация материи. А искусство ближе всего к этой проблематике изменения материи, как, например, никто не знает, что бывает за горизонтом событий, в чёрной дыре, как меняется материя. В искусстве материал совершенно утрачивает свою суть, субстанция остаётся, а сама задача полностью утрачивается, становясь совсем другой и по свойству, и по виду, и по форме. И естественно молодому человеку видеть это гораздо интереснее, чем присутствовать на стандартных методологических штудиях. Мне этого было достаточно. Они меня ничему не учили. Я просто стоял рядом и смотрел, как это происходит. Для художника образование – условно, там нет каких-то формул, тебе достаточно гореть и каждый день, как спортом профессиональным, этим заниматься. И всё. Все люди талантливы, просто кто-то не может найти сферу, в которой бы он горел и в которой бы он хотел развиваться и работать. Конечно, в обществе есть эталоны успешного предпринимателя, экономиста и юриста, 3 основные профессии, в которых можно реализоваться. А другие профессии, например, журналист, не такие популярные, профессия журналиста изначально предполагает, что свой кусок хлеба ты будешь тяжело находить. Поэтому тот путь, который Вы выбрали, говорит о том, что Вы человек смелый. И авантюрист. Ну и я такой же. Вот так проходило моё образование. Я делал много копий работ известных мастеров, работал лет десять без остановки. Года четыре просто копировал, а потом уже произошёл детерминизм, энергия накопилась и переросла в нечто другое. В барельефах же мне даётся концептуальная задача, не больше, и, разумеется, есть стиль интерьера. Я никогда не знаю, что будет, когда я закончу работу. Результат работы можно увидеть по предыдущей работе. Моя семья в Москве, а я работаю по всей России. Сейчас много предложений за рубежом, особенно в этом году. Художники никогда не были привязаны к какому-то одному месту. Это издержки моей работы, как семья офицера: постоянные переезды, съёмные квартиры. По большому счёту детям важно, чтобы родители были рядом. А вообще это для них даже развитие. Я начинаю задумываться, что при длительных проектах желательно иметь возможность забирать их, привозить с собой, устраивать в школу. Я никогда не хотел быть свободным от обязательств художником, это глупость, всё заканчивается кокаином, спиртным, то есть человек, особенно мужчина, обязательно должен служить семье, отечеству, идее, искусству. Может быть, потому что я вырос в патриархальной семье, и не то чтобы я был идеальным отцом, я много времени трачу на искусство, но, тем не менее, без семьи я с трудом представляю себе жизнь, и по большому счёту всё, что я делаю, всё для семьи. Мне не нравится это делать для себя. Мне на самом деле для жизни надо какой-то кусок хлеба и матрас, в этом плане я абсолютно аскетичен. А тут три девчонки, два кота 🙂 . Так что к дальним моим целям можно отнести возможность путешествовать вместе с ними. Я же буду ездить не в маленькие городки, так что у них будет возможность посмотреть мир. Сегодня всё сводится к финансовой составляющей, а так это всё несложно. Тем более сейчас, в эпоху информации, мир утратил свои границы, они стали абсолютно условными.
– Каков Ваш девиз в жизни, Гога?
– Девизы были разными в зависимости от возраста. Раньше все они были матерщинными, потому что я считал, что художник должен работать как раб, не смотря ни на что; это как словарный запас у журналиста: как журналист должен очень много читать, так художник должен очень много рисовать. И тогда у тебя начинают выкристаллизовываться языковые средства, но только образные. И у меня раньше было «количество». Сейчас не то, чтобы изменилось отношение к количеству, но оно стало вторичным. Сейчас больше стало «как?» плюс какие-то психологические аспекты. Зачастую я подписываюсь «Open the door», то есть «Откройте дверь». Всегда (даже композиционно, если посмотреть на мои работы) существуют какие-то пределы и выход за эти рамки. Эту надпись я почерпнул случайно 🙂 . Заметил, что в американских фильмах ужасов это самая распространённая фраза. Я не придал ей тогда такого значения. Я увлёкся каллиграфией, начал искать свой почерк, и эта надпись гармонично вписалась. Я обезличил имя автора, я не расписываюсь «Гога Тандашвили», я просто пишу «Open the door» и всё. Дверей бесчисленное количество. На каком бы уровне развития ты не был в своей области, каждый раз тебе приходится через что-то перешагивать, бороться со страстями, куда-то идти. Ты открываешь одну дверь, и следом другая. Мне один искусствовед сказал, что в Сикстинской капелле на потолке или на чердаке есть дверь в небо. То есть это как пишут «To be continued…» или «Продолжение следует…». Это не конечное состояние. Ты можешь ошибаться, но каждый раз у тебя есть шанс. Каждый раз есть выбор, выход, свобода. Я всегда верю в настоящее. Например, находясь в тупике, я всегда верю, что шедевр, какая-то мощная твоя работа, может родиться в любую минуту, не надо к этому готовиться и ловить определённые состояния, она может родиться прямо сейчас. Даже если у тебя под рукой нет ничего, ни красок, ни кистей, ты можешь взять просто кусок грязи и на асфальте что-то наляпать, и это будет шедевр. То есть не надо откладывать на завтра. Это как бросать курить, брошу с первого числа или ещё что-то, это всё отговорки. Человек свободен, нужно просто принять решение.
– Каковы Ваши интересы помимо искусства?
– Периодически, когда я перестаю лениться, я начинаю физкультурой заниматься: обожаю бегать, плавать, это доставляет удовольствие. И музыка. Разная. Это может быть Леонтьев, это может быть трип-хоп, это может быть дарк эмбиент, то есть это все направления. Я считаю, что не существует таких категорий, как попса и андеграунд или авангард. Это всего лишь сосуды. Как в одном пакете может быть отвратительное молоко, а в точно таком же молоко может быть шикарным, только из-под коровы. То же самое в направлениях. Например, Игорь Николаев, я не слушаю его, но он пишет прекрасные песни в своём жанре, или вот Майкл Джэксон, это попса, но это такая попса! А сколько рок-исполнителей, которые претендуют на андеграунд, но они так нище поют. Музыка всегда иносказательна, в ней всегда есть рассказ, это тоже искусство. А плохая музыка может быть в любом жанре. Музыка меня всегда сопровождала. Когда мне грустно, я слушаю грустную музыку, я не вышибаю грусть весёлой музыкой, я просто беру и делаю свою бытовую грусть лирической и красивой. Музыка, небо, деревья… Мне важно, чтобы сейчас было хорошо, а не когда-то там, за горами.
– Как Вы обычно проводите свой день?
– Я люблю вставать рано, часов в 6. Для меня как для живописца самое плодотворное время – с 7 часов утра до 2-3 часов дня, до того момента, когда освещение начинает меняться в сторону лиловых и красноватых оттенков, начинает преломляться свет и я чувствую грязь в цветах, пропадает свежесть не только цветовая, но и свежесть восприятия. Я стараюсь в первой половине дня задать основное направление, а во второй половине дня делать чисто технические корректировки, не больше. То есть, по сути, я жаворонок. Но иногда демоны берут меня, и я смещаюсь в ночь: ночное вдохновения – с 3 до 7 утра. В ночи что-то рождается, но оно всегда тёмное, абсолютно субъективное, зачастую никак не связано с внешним миром, это какие-то внутренние драматические переживания. Вдохновение приходит, когда приобретаешь гармонию с внешним миром, и только с внешним миром, когда есть диалог. Я люблю утро, когда ты свеж и не успел напридумывать себе всех этих драм, выспался, встал и у тебя чистый разум. Музы благоволят утром. Раньше я это не ценил, доводил себя до истерик, а потом заметил, что когда ты покушал хорошо, выспался отлично, тебе без мук и потуг приходят нормальные, простые идеи. Я за режим 🙂 .
– Кто Ваш любимый художник?
– Раньше мне нравились наши три мастодонта. Все западное европейское искусство их называет художниками китча. Это Шишкин, Айвазовский и Репин. Если я назову их в Западной Европе, меня обвинят в безвкусице, китче. Они Третьяковскую галерею называют музеем китча. Имитация реального мира в западноевропейском искусстве считается китчем, дикарством. Почему у них импрессионисты такие дорогие? Потому что они первые начали уходить в сторону субъективизма. Русское искусство – диалоговое. Художник даже между строк будет вписывать своё присутствие. В защиту русской школы я могу сказать, что она не соответствует критериям западноевропейского искусства, но, тем не менее, невозможно сказать, что Шишкин – это абсолютный китч, всё равно в его работах это не просто пейзаж, это торжество, симфония. Я как-то переписывался с американским профессором, он сказал, что, допустим, ты талантливый художник, приезжаешь в Нью-Йорк, ты индивидуален по манере, но у галеристов есть чёткое представление о современном искусстве, чёткие маркеры и знаки, и если ты вырываешься из этого контекста, тебя не возьмут, хотя на самом деле ты – гений и через 100 лет ты будешь самым великим художником, но здесь и сейчас это рынок. Есть кадастр, по которому 1а – это художник с мировым именем, а 4б – это коммерческий художник. И если у тебя тёплая цветовая гамма, то вне зависимости от того, что ты пишешь, тебе автоматически присваивается категория 4б только потому, что в основном люди себе в дом берут тёплую гамму. А я всегда балдел от Айвазовского, Шишкина, Репина, или там Левитан, Поленов. На них я по большому счёту и вырос.
– Где можно посмотреть Ваши работы?
– В социальных сетях. Facebook, Вконтакте. До выставок руки пока не доходят. Одна выставка была в Красноярске. Барельефы все в частных интерьерах, доступа к ним нет.
– Есть ли у Вас подмастерье?
– Я работаю сам. Что касается холстов, я всё покупаю, я их не натягиваю и не грунтую. Что касается интерьера, мне предоставляется прораб, а я ставлю ему задачу, подготовить стену так-то, я прихожу на чистый, готовый холст. Замешивать раствор я и сам могу. Мне помощник не нужен. Единственное, вот сейчас идёт заказ на 200 квадратных метров, это бассейн у человека дома. Вот всё, что есть в инстаграме, это 5, 10, максимум 20 квадратных метров. Мне выделяют полгода. Здесь я не обойдусь без помощников. Слава Богу, у меня есть талантливые друзья, с которыми я работал, с которыми мы понимаем друг друга с полуслова. Я всегда был сторонником того, чтобы не держать рабов, а именно мне всегда нравилось, чтобы можно было взять хорошего художника, дать ему приличное количество денег, чтобы он с удовольствием, на равных с тобой условиях, работал. Тогда получается клёво. Я не управленец. Насколько я привык всё себе позволять, настолько же я это корреспондирую другому человеку.
– Что бы Вы посоветовали начинающим художникам, которые хотят улучшить своё мастерство?
– Работать без остановки, всегда, каждый день, на износ, не имеет значения, хочешь ты или нет, ведь аппетит приходит во время еды. Не стоит ждать, пока придёт муза. К приходу музы надо быть готовым. Достижение успеха – это труд и любовь. Это жизнь по графику, по распорядку, ты не можешь расслабиться. Готовься, что чтобы чего-то достичь, нужно чем-то жертвовать, может быть скучно и нудно, но это пройдёт. Но! Я вообще не жалею, что когда кто-то шёл в клуб или ещё куда-то, я отказывался и шёл рисовать. А потом и девчонки мои рождались, и я думал: «Ничего себе! Надо работать!». Поэтому мой совет – только работать. И стараться менять взгляд на вещи раз в три года, потому что год ты на потенциале, к тебе приходит идея, второй год – на реализацию, третий год – на кристаллизацию, и ты впадаешь в уныние, потому что тебе это надоедает. Ты можешь даже не отказываться от объекта. Перейди на другую сторону улицы и просто рисуй с той стороны. Или встань. Так ты сидя рисовал, а ты встань. Или поменяй материал. То есть каждый раз что-то менять, причём чисто механически. Поменял механически – следом всё подтянется, и психология, и интеллект. Мы всё же обременены телом. И все изменения начинаются с тела, материи. Пораньше встать или рацион питания поменять. Меняя химический состав организма, у нас меняются и мысли. Только систематическая работа. Гениев не существует. Неужели Бог настолько несовершенен, что, пытаясь создать совершенный мир, он кого-то создал гением, а другого – нет? Ерунда, это противоречит всем представлениям о Боге. Все созданы одинаковыми, материя одинаковая, вопрос в её реализации. Могу заблуждаться, конечно. Мне всегда нравился Микеланджело, потому что он пахал как раб на галерах. И я другого себе не то, что не желал, просто не представлял. Всегда считал, что чем больше работаешь, тем больше результат.
Отправляя сведения через электронную форму, вы даете согласие на обработку, сбор, хранение и передачу третьим лицам представленной Вами информации на условиях Политики конфиденциальности.